Вот что я хочу сказать про офицеров. Первым авторитетом для меня стал майор Стогниев - наш командир части (о нём я ещё напишу историю), вторым - старшина Ахмедов, азербайджанец, который честно и с любовью пестовал молодых в карантине (тоже напишу). А вот следующим стал молодой лейтенант-суворовец. Он пришёл после Сумского училища ещё с несколькими молодыми лейтенантами осенью 1975. Атмосфера в дивизионе резко изменилась. Я тогда понял, что такое настоящий офицер. Что их отличало? Отношение к солдатам - уважительное, но требовательное. Заметно было неравнодушное, добросовестное отношение к службе и много что еще можно выделить, но расскажу случай, который потряс меня.
Я уже отслужил полтора года, и наконец-то и до меня добралась всеобщая зараза: гнойники-фурункулы пошли по телу. Многих они одолели в начале службы: обезобразили лица, тела. Только много позже я понял - это почти проявление цинги, авитаминоза. Ну, стою ночью на посту, у магазина полкового, а на спине созрел и свербит и горит фурункул приличного размера, а при ходьбе калаш по нему прикладывается холодным металлом, как бы массирует, охлаждает и отвлекает от боли. Зашел на крыльцо, а потом с крыльца решил прыгнуть. Прыгнул. Калашом по фурункулу - бац! Он то зрелый, возьми да лопни, да потекло что-то горячее по спине. Пока сменили, рубаха нательная, конечно, подмокла. Пришел в караулку, поставил автомат, сел за стол, снял все по пояс: рубаха в крови и гное. Попросил кого-то из бойцов глянуть: что там, на спине, надо ли газетой залепить? И вдруг из дежурной комнаты вышел лейтенант, посмотрел на мою спину и ... звонит в медпункт, кричит в трубку, чтобы санитаров срочно в караулку прислали - у бойца ранение!!
Такой реакции, исходя из полученного опыта службы, я никак не ожидал. Я был немало смущен. Чувствовал себя виноватым за этот смешной переполох. Даже ожидал насмешек бойцов: вот, мол, нежный какой, из-за такой ерунды столько шума! И, правда, разве когда-нибудь кто-то обращал на наши фурункулы, кровавые волдыри в первый месяц-два службы? Печатали шаг на плацу с волдырями, а они лопались и - ни хрена страшного! Перепеленуешь портяночкой, да в перед, осваивать азы солдатской службы.
Ах, портянка-портяночка, сколько можно добрых слов сказать! Я до сих пор уверен, что лучший носок – портянка!
Прибежали и очень быстро с большой зеленой сумкой с красным крестом на боковине два испуганных мордатых, сытых и заспанных санитара. Как они потом рассказывали мне, думали типа на самострел вызвали и боялись, что возни будет теперь до утра. Увидев небольшую дырку в спине моей, поняв, что это всего лишь пошлый фурункул, даже хотели возмутиться, однако лейтенант с озабоченным и серьёзным лицом, приказал оказать медпомощь бойцу, что и было квалифицировано и незамедлительно сделано. Спасибо командиру, рана быстро и легко заживала.
Шрам, конечно, остался и не один. Но тогда я понял, что лейтенант, в принципе, ВСЕГО ЛИШЬ сделал то, что должно было делать. И вспоминая его, я каждый раз убеждался, что он всегда и в любом случае поступал так. И какая же могла быть служба, если бы ... если бы
